Две минут у него оставались на все.

Хватило одной.

Чтобы провернуть все это и выскочить через служебный вход. Максим Востров был опером, диверсантом. Взрывать, поджигать — это он умел четко. Да и не с пустыми руками пришел. Фил из своего арсенала выделил ему кой-чего. Потому что вариант прорываться с боем рассматривался в первую очередь.

Когда господин Павловский прибежал с журналом, в медблоке уже рвануло так, что вылетели обломки кровли. Все заволокло дымом, стали вырываться языки пламени.

А Востров забрал мальчика и нырнул за кусты в хозяйственные постройки.

Затаился там, и вызвал Фила.

— Давай к воротам хоздвора, заберешь мальчонку, — тихо проговорил в трубку, наблюдая, как сторож бегом несется оттуда к горевшему корпусу медблока.

Фил подъехал быстро. Как только показалась его машина, Макс сказал ребенку:

— Иди с ним, он отвезет тебя к маме, понял?

— А ты? — смотрел серьезно, как взрослый.

— Я позже. У меня тут дела.

Малыш вдруг замер, глядя на него, и тихонько так, очень по-детски прошептал:

— Ты мой папа, да?

Максиму показалось, что ему сводит горло, и огнем печет в груди.

— Да. А сейчас иди с ним. Мама ждет, — сказал он.

И перебросил мальчика Филу через ворота. Тот быстро упрятал его в машину и замер, ожидая его. Но Максим махнул ему:

— Дану забирай, и ждите. Вызову, когда закончу. — А сам побежал к горевшим постройкам.

Чтобы уйти чисто, есть только один способ.

глава 45

На территории творился полный бардак. Метались люди, кричали, вместо слаженной работы паника и бестолковая беготня. Но кто-то же наверное, догадается вызвать пожарных, ОБЗ, спасателей. Понаедут и мохнатые ребятки из центра, и представители фармацевтической компании (конечно, у них же тут грохнул пункт сбора сырья!).

Времени опять было безумно МАЛО.

Но прежде чем начать приводить в исполнение свой безумный план, Максим набрал личный контакт Пашнина.

— Да! — рявкнул тот сразу.

— Подарочек у меня для вас, — проговорил Макс.

— Вижу! — давно такого воодушевления на слышал он в голосе старого волчары.

А Максим торопился, говорил рубленно, быстро, скороговоркой:

— Детей надо принять. Дать освещение во всех СМИ. Сыграет как катализатор. И позаботьтесь о том, чтобы дети снова не попали в лапы опеки. И Дану Маркелову с ребенком вывести из игры. Пока все.

— Понял, — проговорил полковник. — А ты?

— Попробую уйти чисто.

Долю секунды Пашнин молчал, потом с чувством проговорил:

— Храни тебя Господь, Востров. Удачи.

— Ага, — пробормотал тот. — Пригодится.

Потому что все. Времени не осталось.

Он врезался в толпу, как раз, когда психоз достиг максимального масштаба. Зорко выцепил глазом Павловского, тот весьма активно давал какие-то указания, размахивая зажатым в руке журналом. Востром пробился к нему и сходу запричитал, хлопая себя руками по бокам:

— Ай, как нехорошо! Ай, мое первое дело — и надо же! Опять вляпался! Как пить дать, выгонят!

— Вот вы где, Алексей Викентьевич! — прокричал заведующий, резко на него уставившись, у него аж мелкие зубки оскалились от ненависти.

— Ай! — махнув рукой, прокричал Максим. — Давайте сюда ваш журнал, я все подпишу! Чтоб ответственность не на вас… Давайте…

Мгновенная работа мысли обозначилась на лице заведующего. Он быстро сунул Максу журнал и шикнул:

— Подписывайте, только быстро!

Макс живо черкнул в нескольких местах, благодаря Бога за то, бюрократия была, есть и будет. Заведующий после этого значительно приободрился.

— Бригаду вызвали? — спросил Макс.

— Кхммм, да.

Ясно. Сейчас тут будет вся кавалерия в полном составе. Время, время!

— Дети?! — резко спросил Макс. — Детей с территории вывели?

— Младшую группу всю. Не хватает одного, — поморщился Павловский. — Забился куда-то наверное и сидит. Ничего, потом, когда все закончится, отыщем.

Большого труда стоило, не придушить его на месте, но Востров сдержался. Сейчас это было ему на руку.

— Александр Иванович, слушайте сюда. Давайте спасать положение. Эвакуируйте остальные группы, сотрудников. Документацию важную. Проявите служебное рвение. Понятно?

Павловский деловито кивнул. Опять быстро сообразил, что так он может и спасти свою свою задницу от неминуемого наказания, и даже заслужить поощрение. Но он притормаживал, а времени на убеждение у Вострова не было. Уже слышался вой приближавшихся сирен.

— Действуйте! — решительно крикнул он.

— Да, да, вы правы, — завертелся заведующий.

— А я попробую найти пацана! Может, тогда не выгонят! Где он мог спрятаться? Может, там?

И на глазах у всех бросился в развороченный горящий медблок.

Есть только один способ уйти чисто — сделать так, чтобы тебя считали мертвым.

Время текло мучительно медленно, иссушало душу.

Сначала Филипп сидел, уткнувшись в телевизор, но вместо того, чтобы смотреть его, делал звонки, с кем-то переписывался. Дана слышала и не слышала. Она как будто выпала из жизни.

Потом был еще один звонок. Входящий. После которого Филипп ушел, предупредив ее, чтобы заперлась в номере и заблокировала дверь.

— Никому не открывай и не выходи. Поняла? Жди, скоро будем.

И она снова ждала. Только этот виток ожидания было еще тяжелее перенести. Ее заливало холодом и все дрожало внутри. Где-то там, на грани сознания работал оставленный Филиппом телевизор. Чтобы не сойти с ума от нервов, она стала смотреть на экран. Показывали новости, экстренный выпуск.

Сначала Дана смотрела, и не могла понять.

Слушала и не слышала.

Отдельные слова иглами впивались в мозг. Взрыв… Пожар… Дети. Младшая группа.

Одного не хватает. Одного не хватает. Одного…

Толпа в сквере напротив интерната. Какие-то люди бежали, что-то выкрикивали. Дети! Вой сирен. А кадр перескакивал с толпы в сквере на толпу возле развороченного горящего здания. Одного из блоков интерната.

Это был так страшно. То, чего она все время боялась, настигало ее, раздавливало…

И вдруг она замерла, глядя на экран, словно окаменела. Знакомая высокая фигура, она бы с закрытыми глазами узнала его. Мужчина бросился в горящее здание, и почти сразу вслед за этим прогремел взрыв.

Женщина оглохла. У нее не получалось даже закричать. Вдохнуть не получалось.

Она вдруг поняла, что там произошло. В этом блоке погибли… ее мужчина и сын. Но отказывалась это осознавать. А время замедлилось, бесконечно растянулось.

Слишком жестоко со стороны судьбы было забрать у нее все и сохранить жизнь. Почему она жива до сих пор? Почему, Господи?

Дана всегда была собранной. Ставила себе цели и неуклонно шла к ним, как бы трудно это ни было. Теперь все разом перечеркнулось. Для чего ей жить?

У нее даже не будет могилы.

Это последняя мысль добила ее окончательно.

У нее даже не будет могилы, не будет даже возможности их оплакать. Не будет места, чтобы ее могли с ними рядом похоронить.

Резкий стук в дверь.

Дробный, условный. Она узнала его, но не отреагировала. Зачем?

Снова стук.

— Дана, открой!

Титов. Она встала, подошла к двери, прошептала:

— Уходи, Филипп. Уходи…

— Дана! Открой быстро.

— Уходи, Филипп. Нет смысла.

Секунда злого молчания за дверью, потом он буквально прошипел:

— Открывай, живы они!

— Что… что… что…? — повторяла она бессмысленно. Невозможно. Очень страшно было поверить.

Кинулась трясущимися руками открывать и убирать блокировавший дверную ручку стул.

— Да, да… я сейчас…

Титов влетел в номер мгновенно, сейчас по нему трудно было сказать, что без ноги. Мужчина двигался стремительно. Сразу же выключил телевизор, а потом вихрем прошелся по номеру, уничтожая следы, какие могли бы остаться от них. Собрал пакет.

— Пошли!

— Нет, — попятилась Дана. — Я буду ждать. Максим велел никуда не выходить, пока он не придет.